Сом

Сом
Ночь. Жутковато-гнетущая тишина. Лишь из ближайшей деревни доносился редкий собачий лай. В природе видится таковой вид тишины, которую не в противном случае, как
зловещей, назвать запрещено. В большинстве случаев, такое случается перед непогодой. Замолкают лягушки и птицы, неясно куда деваются надоедливые насекомые, перестают
шуршать и забиваются в собственные норы вездесущие зверьки, даже ветви деревьев, наровне с камышом и прибрежным тростником, перестают шевелиться, затаившись в ожидании надвигающегося ненастья. А ставшая внезапно неподвижной чёрная поверхность воды вызывает просто-таки священный кошмар. В таких ситуации обостряются все органы чувств, появляется некое внутреннее напряжение. Сна нет. Выхожу из автомобиля, разжигаю газовую горелку и ставлю воду…

С другого берега к реке близко подобрался дубовый лес. Вековые деревья гордо и величественно раскинули собственные могучие ветви над самой рекой, отчего вода под ними становилась совсем тёмной и ещё больше удручающей. Из-под деревьев, что находились на краю обрывистого берега, река когда-то вымыла твердь, и те обрушились в воду. И по сей день в этих завалах отыскала для себя укрытие рыба. А когда-то в глубокой древности в таких местах поселялись водяные и русалки. в наше время от прежнего величия некогда судоходной реки и будоражащего воображение собственной таинственностью первобытного леса остались только последствия. В далеком прошлом уже не живут в нем ни эльфы, ни лешие, ни другие эфемерные создания. Ушли в небытие ветхие предания и преданы забвению некогда могучие языческие всевышние. Но откуда-то из самой глубины собственного подсознания я смутно улавливал остатки того первобытного трепета перед силами природы, которым были наполнены души предков…
До тех пор пока греется вода, проверяю одну из двух закинутых снастей с выползком, наживка не тронута, да я очень и не сохранял надежду, что кто-то на неё накинется. Нравился сам процесс возни со снастями. Закинув первую снасть, вторую даже не стал трогать — а что в том месте имело возможность за это время измениться. Уселся как возможно эргономичнее в раскладном кресле и погрузился в медитативные размышления, вдыхая смешанные запахи речной мяты, по всей видимости, растущей где-то недалеко, преющих листьев и уже начавшей сохнуть травы. Вода закипела, я заварил чай, и до тех пор пока он настаивался, опять предался думам. Всматриваюсь в ночное небо, пока ещё безоблачное, а потому звездное, пробуя предугадать, какой же сюрприз приготовила природа. Эхо грозовых раскатов, доносящееся откуда-то издали, становилось все сильнее…
Из полусонного состояния меня вывел удар. Отчетливый, отлично различимый удар по автомобилю. Я, наподобие, не из пугливых — неоднократно в одиночку приходилось ночевать на берегу, среди них и тут. И в засадах сидеть на протяжении работы, но все равно от неожиданности в что-то передернулось. Нащупываю в кармане фонарик и лучом выхватываю из темноты наглую морду кота, усевшегося на капоте.
— Откуда ты тут! — удивляюсь я вслух, — До ближайшей деревни километра три-четыре, не меньше, да и вообще, что за фамильярности…
Кот спрыгнул с автомобили и, не проронив тишина, растворился в темноте…
А из темноты, лишь со стороны реки, донесся уже привычный мне громкий бульк. Конкретно бульк, а не всплеск, наподобие сазаньего. Как раз на этом месте ещё в позапрошлом году, когда гроза застигла меня на воде, метрах в ста от себя я видел пару выворотов на поверхность воды весьма большой рыбы, сопровождавшихся характерным бульком. В прошедшем сезоне все повторилось, тут снова кто-то выворачивался, и снова перед грозой. Совпадения прямо-таки мистические.
Это был сом. Что именно заставляет его подниматься на поверхность в канун ненастья, мне неизвестно. Имеется мнение, что при стремительном падении давления снижается количество растворенного в воде кислорода, в особенности в её нижних слоях, что и вынуждает сомов подниматься в верхний, более насыщенный воздухом слой. Я и не приверженец этой теории, ни её соперник, но с позиций таковой логики, перед грозой вообще все рыбы должны подниматься на поверхность, чего, в неспециализированном-то, не происходит.
Неожиданный порыв ветра просигнализировал о том, что циклон пришел. Зашумели и затрещали собственными пересохшими ветвями деревья, повинуясь ветру, прижался к воде камыш, по поверхности которой застучали первые, тяжелые, сначала редкие, но постоянно нарастающие капли. И вот уже самый настоящий ливневой дождь отвесной стеной обрушился на землю. Молнии то и дело выхватывали из ночной тьмы причудливые картины, похожие на детские фантазии, рождавшиеся на протяжении чтения фантастических романов. А замечательные и затяжные громовые раскаты практически разламывали небо. Волна за волной ливневой дождь то мало затихал, то с новым остервенением ударял собственными большими каплями по стёклам и крыше моей автомобили. Резкие порывы разламывали ветви, отчего те либо падали на землю либо, удерживаемые корой, раскачивались под натиском ветра. И мне внезапно подумалось, что некогда колдуны и могучие ведьмы воскресли и возвратились из небытия, чтобы устроить всю эту чертовую куролесь…
Томительное ожидание финиша непогоды сбило время с его привычного хода, и оно начало замедляться. Я все ожидал, а гроза не заканчивалась. Почва уже всласть насытилась и прекратила впитывать влагу, отчего на поверхности начали появляться и разрастаться в размерах лужи, а к реке со всех сторон устремились мутные ручьи. Стало ясно, что даже в случае если ливень закончиться прямо сейчас, дорога даже к вечеру завтрашнего дня не высохнет.
Сом
Возможность продолжить рыбалку на день-два меня очень не пугала, скорее, даже напротив, вносила в обыкновенный выезд приключенческий элемент. Мало смущал небольшой запас питьевой воды, но его возможно было пополнить, сходив в ближайшую деревню по реке на лодке. Куда более серьёзным для меня было то, как очень сильно после ливня помутнеет вода, и как в таковой воде поведет себя рыба? Пару шумных и вызывающе броских приманок для предполагаемых условий ловли у меня в арсенале найдется, вот лишь оценит ли их рыба. Завтрашний день все расставит по местам, а сейчас необходимо постараться уснуть хотя бы на пару часов. Что весьма долго не получалось. В те 60 секунд, когда сознание ненадолго отключалось, из подсознания наружу выползали броские кошмарные сны и вполне овладевали моим разумом. Мне снилось, что из леса, из камыша, из чёрной речной глубины оказались немыслимого вида твари. Сначала было страшно, а позже я осознавал, что это всего лишь сон, весьма долго и бесплодно пробовал проснуться, и в то время как это удавалось, потусторонние чудища ещё продолжительно находились перед глазами, не хотя убираться восвояси. Пробуждаясь совсем, я лежал в некоем оцепенении, поражаясь, как вообще в моем мозгу могут появляться такие фантастические образы. Позже наблюдал на часы, ещё более удивлялся тому, что с момента, когда последний раз сверял время, прошло всего лишь пятнадцать минут, оценивал обстановку «за бортом», переворачивался на другой бок, и опять пробовал уснуть. какое количество себя не забываю, ни разу на рыбалке не удавалось заснуть глубоким полноценным сном…
Начало светать. Дождя не было. Где-то высоко в небе о чем-то передразнивались жаворонки. Ещё выше над ними были облака, но уже не страшные. За жаворонками в одночасье оживились и лесные птицы, наперебой говоря друг другу собственные весёлые песни о том, что ненастье ушло. Река дышала туманом и излучала жизнь. Приятный освежающий ветер, как будто бы прося прощения за собственный вчерашнее безобразие, несильными дуновениями встряхивал с деревьев остатки влаги. Я взбодрился крепким чаем и в предчувствии доброй рыбалки вышел на воду. Около, не считая меня — ни единой души.
Ещё пребывав под впечатлением мистических ночных переживаний, которые растормошили душу, я прислушивался к тому что-то, что в любой момент куда-то уползает, когда пробуешь осознать его своим убогим разумом либо хотя бы дать ему словесное определение. Некая Великая Тайна раскрывается на мгновенье, обнажает что-то крайне важное, в этот самый момент же исчезает. После чего разум ещё продолжительно и бесплодно будет пробовать понять все происходящее, загнать в привычные рамки научного обоснования и понимания, и тем самым отыскать самоуспокоение. Я как мог, противился всяким попыткам обиженного ума навести порядок в мыслях и моей душе. Сейчас мне казалось, что я в самом центре некой Вселенной, где все замечательно и гармонично. Опасаясь потревожить и нарушить эту гармонию, я не заводил мотор и шел на веслах. А также неуклюжие хлюпанья весел не нарушали сию гармонию и вписывались в этот великий праздник бытия.
Во всем сплетении нахлынувших на меня загадочных чувств лишь одно я определил. У меня для него даже собственное определение было, не смотря на то, что и очень приблизительное — чувство рыбы. Это то, мгновенно сошедшее озарение, которое каким-то непостижимым образом предвещает либо добрую рыбалку, либо из множества приманок показывает именно на одну единственную, которая сейчас сработает, либо же на протяжении полного отсутствия клева задерживает на воде до дарит и темноты одну-единственную поклевку трофейной рыбы. Поклевку, которая позже запоминается на всегда. Это то, что отличает настоящего рыболова от случайных людей, обывателей либо туристов. Это то, что запрещено ни приобрести, ни изучить в виде науки, ни подсмотреть либо забрать у других. Эти интуитивные предчувствия время от времени пугают собственной немыслимой точностью.
какое количество раз уже так бывало — бросаешь якорь, делаешь первый заброс, и как бы мимолетом проноситься идея о судаке, в этот самый момент же на первом забросе в совсем не характерном месте ловишь судака. Ни при каких обстоятельствах ни до, ни после с этого места судака ловить не будешь. Либо наблюдаешь на возвышающийся из воды кустик и внезапно четко осознаёшь, что под ним спряталась двухкилограммовая щука. Кидаешь приманку и вылавливаешь щуку. Ещё больше обескураживает то, что в щуке выясняется ровно два килограмма. Бывало, что чувство рыбы пропадало и пропадало на долгое время. И рыбалки становились пресными, безвкусными и очень сильно трудовыми. Уловы были, и временами хорошие, но не было в этих уловах ни везенья, ни тревожащей душу рыболовной удачи. Начинались самобичевания на предмет того, для чего продемонстрировал уловистую приманку либо сдал тайную точку. Рыболовы суеверны по собственной сути. И никто и ни при каких обстоятельствах не сможет убедить меня в обратном… Запищал эхолокатор. Звучно и не очень приятно. На экране показалась долгая цепочка наблюдающих друг другу в хвост знаков больших рыб. Это был он. Я отошел метров на десять и, не бросая якоря, бросил в том направлении приманку. На втором забросе последовал смазанный удар. Я подсек — он дернулся, сначала несильно, но с каждой секундой сопротивление все возрастало. И вот он развернул меня в лодке и, увлекая за собой, отправился на протяжении бровки. Спиннинг изгибался и отрабатывал все собственные характеристики, фрикцион трещал фактически без остановок. Трудясь на пределе мощности снасти, я никак не имел возможности оторвать его от дна. Так длилось минут десять, позже он начал уставать. Я опять был в привычной для себя роли ведущего, а не ведомого, и начал наматывать обратно потерянные метры шнура. Сом в очередной раз развернулся и в этом случае, нежданно для меня, отправился к берегу, пробуя отыскать спасение под плавающим островом из водорослей. Но какое спасение возможно отыскать в этих мягких, совсем неопасных для шнура серо-зеленых растениях. Ещё пару ослабленных рывков, и все закончилось…
Ещё одна ночь. Сом раз за разом пробовал сорваться с веревки, привязанной к вбитому колу. Любая такая попытка сопровождалась громким всплеском, и заставляла меня нечайно вздрагивать. Я вылез из автомобиля, включил налобный фонарик, подкатил штанины и полез в воду, нащупывая веревку. Поймал себя на мысли, что такие проверки, это только не хорошо завуалированное желание в очередной раз потешить собственный самолюбие. Потянул на себя, сом поддался, совсем не сопротивляясь. Из воды на меня наблюдали его мелкие чёрные глаза. Из воды на меня наблюдала безысходность. В этом долгом противостоянии он проиграл. Правильнее, он и понятия
не имел, что кому-то противостоит — он просто жил собственный судьбой. Это я задался целью его выследить и поймать. Вся рыбацкая мудрость мира была на моей стороне, а на его — лишь жизнь. Жизнь, которую я планирую отнять.
Мне внезапно захотелось его отпустить. Это было одно из проявлений того стремительного и тайного озарения. Я ощущал его остро и ярко. Нет, даже не просто отпустить, а отвезти куда подальше от этого злополучного места, что бы отыскал для себя новое укрытие и уже больше ни при каких обстоятельствах не виделся ни с кем из людей. Повинуясь нахлынувшему на меня сиюминутному чувству, я запрятал в машину валяющийся в округе собственный рыбацкий скарб, подкачал стравливающий баллон на лодке, срезал веревку с колышка и привязал её к лодке. Оттолкнулся от берега, и, сделав пару упрочнений на весла, остановился, раздираемый нарастающим чувством внутреннего конфликта и собственной трусливой нерешительностью…
Ещё один день. Сейчас я был храбрецом. Домашние честно радовались и на перебой поздравляли меня с уловом. Кто-то полез в стопку рыбацких изданий, искать рецепты, как приготовить сома. Пришли соседи и ещё какие-то незнакомые мне люди, чтобы взглянуть на диковинную в отечественных краях рыбу. Что-то задавали вопросы, я отвечал все больше невпопад. От долгого недосыпания мысли путались, а эмоции истощились. Проехав в багажнике более ста километров, сом ещё жил. Не помещаясь на всю собственную длину, он в полу скрученном состоянии лениво шевелил жабрами в тазике с водой из колодца. В нем всё ещё искрилась жизнь… до тех пор пока что искрилась…

Читайте также:  Мелководное озеро – особый случай
Top.Mail.Ru